2. РАННЕЕ ДЕТСТВО
В
детский сад я не ходил, а рос под присмотром
бабушки Уршулии Станиславовны. Возможно,
что это обстоятельство способствовало
развитию у меня самостоятельности. Я
был любознательным и любил расспрашивать
взрослых о прошлом. Уже тогда меня
удивило, что в то время как в школе
всячески поносили жизнь в Российской
Империи, бабушка никогда не сказала ни
единого плохого слова о том времени. А
ведь она в молодости была служанкой у
господ в г. Томске, а её будущий муж —
Устин — тоже служил там, но кучером.
Правда, известно, что хозяин дома однажды
попытался за ней ухаживать. Надо сказать,
что она была необычайно красивой. Её
портрета в молодом возрасте не было. Но
о её внешности можно судить по фотографии моей
матери, которая была на неё
похожа. Она была очень набожной католичкой,
пела в хоре костёла, говорила по-русски,
по-литовски и по-польски. Поэтому это
ухаживание быстро закончилось, ибо она
пожаловалась хозяйке. Известно также,
что однажды она заболела брюшным тифом.
Так хозяева не бросили её на произвол
судьбы, а позаботились о ней, отвезя её
в больницу. Так что из её рассказов можно
было легко сделать вывод о том, что те,
кого в школе клеймили как эксплуататоров,
вовсе не были такими уж плохими.
Фото
Я в самом малом возрасте
Я
помню её как очень много молящуюся. В
том числе, я знал, что она молится и за
меня, если, напр., я долго не возвращался
домой с прогулки. Она молилась и вечером,
шёпотом, ещё долго после того, как моя
мать и я сам уже легли спать. Однажды
моя мать даже встала и отругала её, ибо
её шёпот мешал ей спать. Она молилась
по-литовски, и у неё была Библия на
литовском, т. е. она была грамотной.
Однако
я читать её Библию не мог, ибо меня не
учили литовскому, хотя для этого были
прекрасные условия. Ведь и мать, и бабушка
были литовками. Но моя мать считала, что
мне не к чему учиться литовскому. Она
даже, если встречала в общественном
транспорте литовцев, говорящих
по-литовски, делала им замечание и
просила говорить по-русски. Поэтому я
не понимал, о чём говорила бабушка с
литовцами, иногда приходившими к нам в
дом. Однако одно словосочетание было
явно не литовское, и оно часто слышалось.
Оно звучало как «по ленинково дэ». Я
долго не мог понять, что оно означало,
а спросить не решался. Но позднее я
понял, что это было искажённое «по линии
НКВД». Видимо речь шла у них о репрессиях.
Впрочем,
грамотность в семье была довольно
давней. Известна история о моём прадеде,
того самого, которого звали Фома
(Тамощус). История восходит примерно к
60-м — 70-м годам
XIX века,
когда в результате военной реформы была
отменена система рекрутского набора.
Деда как солдата-рекрута русской армии
демобилизовали раньше, чем обычно,
благодаря реформе. Но всё равно он был
уже в солидном возрасте — лет 40. Вернувшись
на родину, он решил жениться. Явившись
свататься, в ожидании невесты он читал
Библию. Родители девушки были настолько
поражены таким женихом, что не посмели
отказать, не смотря на его возраст и бедность.
Кстати, эта история опровергает
утверждение лжецов о том, что народ в
Российской Империи якобы был лишён
возможности читать Библию и не уважал
эту книгу.
Фото
Я немного постарше
Мать
рано утром уходила на работу и возвращалась
вечером усталая. А ведь ещё ей приходилось
выполнять домашние работы — ведь бабушка
была уже старая. В те времена рабочим
днём была и суббота. А ведь надо было
мыть полы, готовить пищу, стирать одежду
и белье и т.д. и т.п. Между тем в доме
была только холодная вода и печка,
которую нужно было топить. Я вместе с
матерью пилил дрова пилой-двуручкой.
Поэтому
неудивительно, что нервы у неё иногда
не выдерживали, и она наказывала меня
за проступки ремнём и держала меня в
углу часами, пока я не попрошу прощения.
Какие же у меня были проступки, за
которые я подвергался таким наказаниям?
Лазанье по крышам, хождение босиком в
речке Ушайке весной, когда вода была
еще холодной, принесённая из школы
тройка или двойка. Я считал, что в
принципе первые два «проступка» вообще
не проступки, а вполне естественное
поведение мальчишки. Третий проступок
я считал более серьёзным делом, но думал,
что в этом случае вполне можно было бы
обойтись просто разъяснительной беседой
— ведь я был понятливым и восприимчивым
ребёнком. Тем не менее, я в общем полностью
оправдывал свою мать и выражаю
категорическое несогласие с так
называемой ювенальной юстицией, которая
навязывается в настоящее время во всем
мире — ведь если бы эта «юстиция» была
в то время, то мою мать могли бы посадить
в тюрьму под предлогом , напр., «жестокого
обращения» с ребёнком., а меня отобрать
у неё и отдать в детский дом. Между тем,
совершенно очевидно, что мать так
наказывала меня, потому что любила меня
и боялась, что я упаду с крыши, простужусь,
не получу достаточно хорошего образования.
Я
участвовал в детских играх со сверстниками,
в том числе в военных и даже не совсем
безопасных столкновениях с детьми
соседнего пер. Пионерский. При этих
столкновениях стороны кидали друг в
друга камни. Правда, со стороны нашего
переулка стоял деревянный забор, за
которым была мёртвая зона, где обычно
укрывались мои соратники и я. Но однажды,
когда я ещё только подбегал к этому
укрытию, мне в голову попал камень. К
счастью, толстая зимняя шапка смягчила
удар и я отделался только шишкой.
Это
был ещё дошкольный период моей жизни.
Но уже тогда у меня проявилась способность
к самостоятельному мышлению. Так однажды
я задумался о неразумности вражды с
детьми соседнего переулка. По собственному
почину, ни с кем не советуясь, т. е.
спонтанно, я перелез через забор и
отправился прямо в лагерь «противника».
Там я неплохо пообщался, благополучно
вернулся назад и перестал участвовать
в подобных столкновениях.
Я
никогда не был агрессивен и не был
склонен кого-либо обижать или задирать.
Но иногда мне приходилось давать отпор.
Такой случай был и в то время. Мне
пришлось дать отпор задире с противоположной
стороны переулка. Схватка произошла
на территории нашего двора (где было
несколько домов, в которых жили 7-8 семей)
в присутствии многих детей-свидетелей.
В результате схватки задира бежал, а
его мать пришла потом жаловаться моей
матери. Но моя мать опросила свидетелей
и сделала вывод о моей невиновности. Так
что я не был наказан за эту схватку.
Немного о дефиците. Сейчас многие пытаются списать все проблемы СССР на Горбачёва. Действительно, при нём дефициты приняли гипертрофированный характер. Однако дефициты всё-таки характерная черта быта в СССР и до этого правителя. Помню очереди за молоком, в которых нередко стоял я сам, и огромную очередь, когда я наверно был ещё дошкольником, в которой стояла моя мать, а я был с ней. Подходит мужик и спрашивает: "Что выкинули?" А матери и ответить-то неудобно, она краснеет, но всё-таки признаётся: "Женские тёплые рейтузы". Помню дефицит белого хлеба при Хрущёве. Тогда дети с нашего двора крыли Хрущёва на чём свет стоит. А я был равнодушен, ибо любил чёрный хлеб, а он был в продаже.
Comments
Post a Comment