АВТОБИОГРАФИЯ АРЦИМОВИЧА ВИКТОРА ВАСИЛЬЕВИЧА 1. РОДОСЛОВНАЯ

АВТОБИОГРАФИЯ

АРЦИМОВИЧА ВИКТОРА ВАСИЛЬЕВИЧА

1. РОДОСЛОВНАЯ

Я родился 25 ноября 1950 г. в центре г. Томска (пер. Уржацкий, позднее переименованный в пер. Кононова, рядом с площадью Батенькова).

В свидетельстве о моём рождении на месте отца стоит прочерк, т.е. я был ребёнком, родившимся вне брака, у матери-одиночки.
 

Фото

Моё свидетельство о рождении

Со стороны матери – Арцимович Юлии Устиновны, род. 27 июля 1920 г., я происхожу из литовских крестьян, добровольно переселившихся в Томскую область ещё во времена Российской Империи из дер. Чепулишки (правильнее — Чепулишке) недалеко от городка Новый Даугелишкис (Науясис Даугелишкис).  Об этом свидетельствует справка из Литовского архива от 06.09.1991 г.

Фото

Архивная справка из Литовского архива о рождении деда Виктора Арцимовича - Устина

***

В архивной справке указано, что русский текст является языком оригинала. Это действительно так. Записи актов гражданского состояния в Литве, бывшей в составе Российской Империи, велись на русском языке. Я в этом убедился лично, когда в середине 90-х годов, уже живя в Литве, посетил костёл, куда ходили мои предки. Там аккуратно записывались все сведения о жителях. Я видел даже запись об их выезде в Сибирь, в г. Томск.

Кстати, именно при этом посещении костёла старый ксёндз рассказал мне реальную историю времён Первой мировой войны об отношении к церкви русских и Царя. По его рассказу линия фронта проходила так, что костёл (в городке Даугелишкис) был у немцев. Местность ровная. Немцы сделали на колокольне костёла пункт корректировки артиллерийского огня. Русским он очень вредил. Но стрелять по нему они не могли — для этого требовалось разрешение самого царя. Запрос был послан телеграммой. Но государь отказал.

Этот рассказ наверно очень показателен относительно ходящей до сих пор клеветы о стрельбе сил правопорядка с церковных колоколен во время революций в России. Мне кажется совершенно очевидным, что если императорские войска не имели права стрелять в Божий храм, где был вражеский пункт корректировки артиллерийского огня, без разрешения государя, то и стрелять из такого храма силы правопорядка тоже не имели права без такого разрешения. Государь же такого разрешения никогда бы не дал. Да он даже и не знал ещё о бунте в столице на второй его день, как он описывается, напр., у Бенуа (Дневник А.Н. Бенуа / 14.09.1916 — 23.01.1918). Сам Бенуа по его собственным словам в тот день не выходил из дома. Видел же только места попадания пуль, но не видел ни откуда стреляли, ни кто стрелял.

***

У меня грамотными были не только дед с бабушкой, но и мой прадед Фома. Он же Томаш и Тамощус. Согласно семейному преданию в середине XIX века он служил в армии. Тогда срок службы был 25 лет. Но после Крымской войны в армии была военная реформа, и прадед вернулся из армии раньше, чем обычно.

применением Приехав свататься, он в ожидании невесты вынул Библию и погрузился в её чтение. Это произвело большое впечатление на родителей невесты и саму невесту. Так что ему не посмели отказать, хотя он был уже в возрасте и беден. В Литве того времени было мало земли. Тем более, вернувшись из армии, бывший солдат не мог претендовать на земельное наследство. Поэтому-то семья прадеда и решилась вскоре искать лучшую долю в Сибири.

Мою прабабушку звали Евой. Я не знаю, научилась ли она читать по-литовски. Но знаю, что русским языком она не овладела до конца жизни в Сибири. В Литовской деревне в Сибири в этом не было нужды. А прадед разумеется владел русским после своей службы в армии.

Из семейного предания следует, что отнюдь не все крестьяне были неграмотными. А также и то, что им была доступна Библия. А последнего они лишились в СССР. Я сам сумел добраться до этой книги лишь в возрасте 30 лет или 31 года. Но об этом позднее.

***

В Томской области литовцы жили в литовской деревне Андреевка, которая находилась в 7 км от железнодорожной станции Итатка (железная дорога там была не с самого начала, а была построена в 30-е годы), и на хуторах вокруг деревни.

 

В деревне была небольшая речка. Летом она частично пересыхала и превращалась в ряд не связанных друг с другом прудов, по большей части довольно мелких. Но в одном месте было купальное место для детей. В речке водились щуки. Мой двоюродный брат и почти ровесник Володька Зайковский (его мать была сестрой моей матери) ловко ловил щурят с помощью проволочной петли на длинной палке, похожей на обыкновенную удочку. Петля осторожно придвигалась к неподвижному щурёнку так, чтобы он оказался внутри неё. Потом следовал резкий рывок, при котором петля моментально затягивалась, и рыбина оказывалась на берегу. Никакой другой рыбалки я там не наблюдал. 
 

Семья моих литовских предков жила на хуторе в нескольких километрах от деревни. Мать показывала мне это место в одно из посещений деревенского кладбища. Насколько я помню, хутор находился недалеко от дороги, которая вела на кладбище. 

 

В деревне был костёл, в котором мой дед — Арцимович Устин Фомич играл на органе.

На моей памяти все называли Андреевку деревней. Она и походила на маленькую деревню, ибо в ней было всего домов 20. Но то, что в ней находился костёл, наверно говорит о том, что когда-то, в царские времена и до коллективизации в СССР это было село, а не деревня. Есть такая тонкость терминологии, о которой я раньше не знал и думал, что деревня и село — это синонимы. А оказывается, что наличие Божьего храма характерно для села, а не для деревни. Видимо в деревню село Андреевка превратилась лишь после раскрестьянивания и репрессий начала 30-х годов.

Дед считался бедняком. В доме была одна комната. Причём даже сеней не было. Последнее было редкостью в Сибири, где сени защищают жильё от прямого проникновения холодного зимнего воздуха в помещение.

Для наглядного представления о быте семьи в то время любопытен рассказ моей матери о том, как она при сибирском морозе по нужде бегала на улицу босиком и примерзла. В результате пришлось её спасать с помощью горячей воды из чайника, чтобы её ноги оттаяли ото льда.

Дед был прекрасным плотником и столяром. По словам моей матери почти все окна домов в деревне были украшены его деревянными узорами. Но на их собственных окнах таких узоров не было. У нас дома было одно его изделие. Это была прялка. Было очевидно, что она была сделана с помощью какого-то токарного станка. Этой прялкой пользовалась моя мать. Эта прялка даже была взята нами с собой в конце 1991 года при переезде в Литву. И только здесь мы расстались с ней за ненадобностью. 

 

Ещё одна довольно ценная вещь была швейная машинка марки Singer, приводившаяся в движение ногой. Для покупки этой машины в своё время было продано несколько хороших коров. И её мы взяли с собой при переезде в Литву и лишь здесь с ней расстались.

Дед играл не только на органе, но и на любом инструменте. Мать рассказывала, что в костёле он нередко в конце службы начинал играть плясовую. А ксёндз относился к этому довольно снисходительно, лишь слегка его журя.

***

Всё это происходило приблизительно в конце 20-х или в самом начале 30-х годов, т. е. при НЭПе, до начала коллективизации. Тогда жизнь литовской деревни выглядела вполне прилично. Примерно в это же время моя мать начала ходить в школу. Школа была русская, а не литовская. К сожалению, я не могу точно сказать, была ли школа именно в литовской деревне или в другой деревне. Я знаю только, что сравнительно недалеко были ещё деревни, включая одну латышскую. Возможно, что все дети нескольких деревень ходили в одну школу.

Во всяком случае все дети прекрасно усвоили русский язык. Моя мать, напр., владела им даже лучше, чем родным литовским. В связи с оторванностью от Литвы, аукштайтийское наречие литовского языка у местных литовцев к тому времени наверно несколько обеднело. Они часто вставляли русские слова при разговоре. Месяцы они называли как и латыши по международному образцу, напр., январь — январис, а не саусис как в современной Литве. Они употребляли слово «дяшра», которое в современном литовском означает колбасу. Однако у них так обозначалась только домашняя колбаса. А магазинная именовалась «килбасас». 

Приветствие у них тоже отличалось от современного — два человека, встречаясь говорили: первый — кап свейкас, а второй — кап друтас. Это означает в переводе как здоров и как крепок.

Я помню песенку, которую пел дед Устин моей матери, когда она была маленькой. Она спела её мне. А я запомнил. Вот её слова: «Ту, дукряле, ту-ту-ту, аш тав барти китяну. Шокинек, уляваук и вайника шенаваук. Судек баба су вайнику, бят аш турю ду явникюс. Тав вайникас — дикас некас, а явникис — висас векас». В переводе это примерно будет так: ты, дочка, ту-ту-ту, я собираюсь тебя ругать. Пляши (танцуй), гуляй и делай венок. Сгори баба (вероятно имеется в виду кукла) с венком, но у меня есть два жениха. Твой венок — пустое дело, а жених — на целый век. Как видно, песенка имеет явно христианское содержание — направленность на крепкий нерушимый брак. Ох, недаром многие социалисты, включая Маркса с Энгельсом, так хотели отбирать детей из семьи с самого раннего возраста. Это очевидно для того, чтобы родители и дедушки с бабушками не мешали им зомбировать новые поколения.

 

При этом мать не забыла и литовского языка. По её рассказам жизнь тогда ей казалась прекрасной — идя по дороге в школу или обратно, она пела как литовские, так и русские песни. А когда я примерно в 1975 году сумел выписать из Литовской ССР литовские книги, она их без труда начала читать по-литовски, хотя в литовской школе никогда не училась, и несмотря на то, что литературный литовский несколько отличался от её диалекта.

Поэтому мне трудно понять непрекращающиеся нападки современных русскоязычных жителей Латвии на обучение их детей в школах на латышском языке. С моей точки зрения, выучить дополнительный язык — это прекрасно и великолепно, ибо это делает человека двуязычным, развивает его ум и, следовательно, повышает его конкурентноспособность. Тем более это непонятно, что в Латвии это делается бесплатно в рамках государственной программы. А ведь обычно за преподавание другого языка нужно платить.

***

В Первую мировую войну мой дед был мобилизован. Служил санитаром. При развале армии в 1917 г. он вернулся домой, но во время Гражданской войны был мобилизован в Белую армию, причём мобилизационный отряд приехал прямо на хутор. Но вернулся он из Красной армии с Дальнего Востока без одного пальца. Известно, что во время Гражданской войны красные обыкновенно расстреливали взятых в плен офицеров, но солдат часто принимали в Красную армию. Наверно этим можно объяснить то, что он вернулся красноармейцем.

Известно, что в период коллективизации деду как бывшему красноармейцу и бедняку, а также самому грамотному человеку в деревне, предложили возглавить первый колхоз, но он отказался. Семья тогда бросила свой хутор на произвол судьбы и перебралась в г. Томск, где она поселилась в землянке, которую выкопал мой дед в районе железнодорожной станции Томск-2.

Возможно, что бегство в город имело веские причины.

Одна из них могла быть связана с судьбой деревенского костёла и ксендза. По рассказам моей матери перед коллективизацией был арестован деревенский ксёндз. Деревенские жители любили своего священника. Они попытались ему помочь. С этой целью ими была написана петиция властям с хорошим отзывом о священнике и просьбой его освободить. Мой дед был не только подписантом петиции, но и скорее всего её автором как самый образованный прихожанин костёла. Но власти, вместо того, чтобы прислушаться к мнению людей, начали арестовывать подписантов.

Если подумать, то в общем-то это и неудивительно. Ведь известно, что в те времена чекистам сверху присылали разнарядки на арест такого-то количества людей. Им приходилось ломать голову, кого туда включить. А тут готовый список сочувствующих «опиуму народа», как выразился Карл Маркс. Ну как не воспользоваться такой удачей? А люди, составляя и подписывая эту петицию, ещё жили старыми понятиями, не понимая, что эта власть совсем не такая добрая как старая власть царя-батюшки. Эта власть требовала только повиновения и не собиралась прислушиваться к самостоятельному мнению людей. Напротив, такие умники подлежали искоренению. Но когда за людьми, виновными лишь в том, что у них было свое мнение, начали приезжать чёрные воронки чекистов, до людей наконец дошло, что никаких петиций в защиту попов писать нельзя. Но было уже поздно. Не исключено, что чекисты не добрались сразу до моего деда только по той причине, что семья жила не в самой деревне, а на хуторе в нескольких километрах от деревни.

Другая возможная причина бегства в город могла быть связана с раскулачиванием семьи сестры моей матери — Веры. Семья не была кулацкой. Глава семьи по фамилии Макаревич был бедняк и батрак, но заупрямился в нежелании коллективизироваться. Мать говорила, что мужики ругались по страшному, говоря о коллективизации. Но деваться было некуда. Справедливости ради нужно сказать, что в случае добровольного согласия на коллективизацию раскулачивания мог избежать даже весьма богатый крестьянин. Среди моих родственников был и такой. У него даже свой магазин был в деревне. Но согласился коллективизироваться, и его не тронули. Но вот этот человек не согласился. Тогда его раскулачили, хотя он был бедняком и батраком. И вот случилось так, что перед процедурой раскулачивания моя мать в возрасте лет 12 гостила в доме этой семьи. При приближении отряда раскулачивателей она спонтанно вскочила на единственного коня семьи и угнала его на глазах у этих нелюдей, которые открыли по ней стрельбу, но не попали. Конь был продан в отдалённой деревне. Конечно же её могли опознать и наверно опознали, ибо обычно раскулачиватели были местными активистами. Хотя процедура изъятия собственности ещё не началась, но фактически угнанный конь уже мог считаться колхозной собственностью. Даже если бы её не арестовали по малолетству, это происшествие могло бы ускорить расправу с главой семьи — органистом костёла, вероятным составителем и подписантом петиции в защиту арестованного ксендза, Устином Арцимовичом.

Судьба же главы раскулаченной бедняцкой семьи сложилась печально. Его не только раскулачили, но и арестовали и увезли в город. Через некоторое время его выпустили. Но в заключении его так били, что он умер вскоре после освобождения, оставив сиротами кучу детей. Кстати, можно подозревать, что эта жертва террора не вошла в официальный список жертв режима, в своё время подготовленный органами для Н.С. Хрущёва — умер дома, осуждён не был. А сколько таких было по всей стране, неизвестно.

***

Позднее, благодаря единственному сыну в семье — Иосифу Устиновичу, который поступил в Томский учётно-экономический техникум Госбанка СССР (позже переименованный в Томский учётно-кредитный техникум), где он был круглым отличником, семья получила более приличное жилье в переулке Уржацкого (позднее Кононова) 7, кв. 2. Известно, что техникум посодействовал получению семьёй этого жилья. Его большой портрет всегда висел на стене в квартире нашей семьи. У нас был и его аттестат об окончании техникума с одними пятёрками. Мать постоянно приводила мне его в пример.

Квартира была 2-комнатная на первом этаже 2-этажного деревянного дома. Соседи были справа и слева, а также сверху. Отапливался дом дровяной печкой. В общем коридоре с квартирой справа был водопровод с холодной водой. Жили в ней сначала 6 человек. Потом 2 дочери вышли замуж и переехали к мужьям. Часть дочерей вышла за муж ещё до переезда семьи в город. Они остались в деревне.

Когда я родился, семья состояла только из 3 человек — моей матери, бабушки и меня. В раннем детстве к нам была подселена ещё какая-то семья. Комната побольше, где стояла печка, была отгорожена примерно в 1 метре от печки деревянной перегородкой. Позднее это подселение было аннулировано в результате судебной процедуры. Ещё позднее с нами жили ещё 2 мои двоюродные сестры из деревни

Иосиф Арцимович был единственным ребёнком мужского пола среди шести сестёр.

***

Кстати, по рассказам матери в семье умер всего один ребёнок. Получается, что из 8 детей умер только один ребёнок. Между тем, есть такая "историк" и горячая поклонница большевиков Елена Прудникова, которая в видеоролике под названием «От чего спасли Россию большевики» заявила, что в Российской Империи из 10 детей выживали лишь двое. Я дальше и смотреть не стал.

Да, с медицинской помощью было тяжело — ближайший врач находился на большом расстоянии. Однако жители деревни неплохо лечились сами от многих болезней. Например, от всех желудочно-кишечных недугов употреблялся отвар полыни. Я сам убедился в его высокой эффективности, напр., при пищевом отравлении желудка. Если врачи обычно сначала рекомендуют промыть желудок, а потом пить крепкий чай без сахара, то отвар полыни можно употреблять с успехом даже и без промывания желудка. Обычно кастрюльки литра на полтора вполне хватает на полное исцеление от этого недуга, причём заметный эффект проявляется уже после первой выпитой кружки. Лично я с раннего детства после первого случая заболевания, которое лечилось по указаниям врача скорой помощи, предпочитаю лечить эту болезнь у себя и у членов своей семьи именно этим старым деревенским способом, вовсе не обращаясь при этом к врачам. При этом запас сухой полыни считается у меня в семье совершенно необходимым ингредиентом домашней аптечки.

Наверно самым потрясающим доказательством эффективности этого народного средства стало его применение мною против дизентерийной инфекции. Дело было в начале 80-х годов. Заразился мой сын наверно в детсаду. Ему официально поставили диагноз дизентерии и госпитализировали. Но через несколько дней болезнь напала и на остальных членов семьи. После диагноза сына сомнений в нашем диагнозе не было. Так как болезнь подходила под критерий желудочно-кишечного заболевания, то я применил против неё отвар полыни вместе с пижмой. Эффект превзошёл все ожидания. Облегчение наблюдалось после первой же выпитой кружки. Полное излечение наступило примерно за полдня. И так было не только у меня, но и у жены и моей матери. А сына продержали в больнице не меньше недели.

Одно из последних применений мною отвара полыни, кроме случаев пищевого отравления, которые случаются чуть ли ни ежегодно, если не у меня, то у моей супруги, касается ротавирусной инфекции. Раньше о таком заболевании я не слышал. Но вот недавно столкнулся. Сначала заболела подруга моей жены. Ей поставили такой диагноз. А мы уже знали симптомы. Я при начале болезни немедленно нашёл описание её в интернете. Оказалось, что лекарства от неё у официальной медицины нет. Но ведь она подходила под понятие желудочно-кишечного заболевания. Поэтому я естественно вспомнил про свою полынь. На следующий день я был совершенно здоров. А под присмотром врачей согласно описанию в интернете эта болезнь длится обычно 5-7 дней.

Совсем недавно, в 2022 году, я 2 раза использовал полынь против ковида-19. Оба раза выздоровление наступило через 3 дня и без побочек.

Моя мать рассказывала о применении отвара горькой полыни и для лечения её от брюшного тифа. Насколько я помню, она заболела в возрасте лет 6, т. е. примерно в 1926 г. Это было уже в СССР при НЭПе. Но лечилась она не в больнице, а дома. Она называла полынь в качестве средства, которое применялось при её лечении. Других лечебных средств у меня в памяти не осталось. Она выздоровела. Трудно конечно утверждать, что решающим фактором оказалось тогда употребление полыни, но и исключить такую возможность, особенно в свете выше описанного о дизентерии, ротавирусной инфекции и коронавирусе вряд ли было бы правильно.

Против ангины крестьяне использовали керосин. Я тоже начал его использовать после первого долгого, болезненного и нудного лечения этого заболевания официальным врачом. Лечение ангины керосином выгодно отличается от этой тягомотины быстротой эффекта. При этом ватка крепилась к ложке или к карандашу ниткой, обмакивалась в обыкновенный керосин, которым заправлялась керосиновая лампа, горло смазывалось этой ваткой с керосином. В большинстве случае эффект наступал незамедлительно. Даже высокая температура сразу же спадала. Лишь очень редко приходилось смазывать повторно, но не больше 3 раз. Правда, болезнь не совсем исчезала, а переходила в насморк. Но по сравнению с ангиной насморк — это пустяк — высморкался и пошёл.

Этот способ лечения ангины я применял многократно как в детстве, так и будучи уже взрослым. Одно из последних применений случилось в 1981 г. в Пятигорске, где я зимой был на курорте. Мне пришлось немало тогда потрудиться, чтобы разыскать единственную в городе торговую точку, где продавался керосин. За последние несколько десятилетий случаев ангины у меня не было. Тем не менее, у меня сохранилось такое почтение к керосину как лекарственному средству от ангины, что дома он у меня всегда есть как и полынь горькая.

Так что значение развития бесплатной медпомощи в СССР сильно преувеличивается. У этого процесса были и отрицательные стороны, напр., слишком большая зависимость от врачей, потеря самостоятельности, когда люди нуждаются во враче при совершенно пустяковых заболеваниях, большие потери рабочего времени на неэффективное лечение, финансовая нагрузка на людей для оплаты ненужного труда врачей. Ведь на оплату так называемой бесплатной медицины идёт часть зарплаты всех работников. Ей Богу, было бы лучше, если бы человеку платили всю его зарплату, а из неё он платил бы и частному врачу, если бы ему действительно понадобилась помощь врача.

***

Он родился в 1918 г. В техникуме вступил в ВКП(б). Известно, что ради его карьеры в квартире были сняты сначала висевшие там иконы. Иосиф пользовался уважением в техникуме и в округе. Известен такой эпизод — в голодные военные годы его мать ( и моя бабушка) Уршулия Станиславовна несла 2 булки хлеба и подверглась нападению грабителей. Но один из них опознал её как мать Иосифа Арцимовича. В результате ей вернули отобранный, было, хлеб и отпустили. Иосиф перед войной работал заместителем директора банка. Тогда же он заболел туберкулёзом. Но незадолго до войны он выздоровел, кстати, не с помощью медицины, а с помощью народного средства — собачьего мяса, о чём позаботились родственники. Был призван в армию. Пропал без вести в ноябре 1942 г. (ЦАМО, № фонда 58, № описи 977520, № дела 553, фигурирует как Артемович Иосиф Устинович).

Вообще-то такое искажение фамилии наводит на размышления. Моя бабушка Уршулия Станиславовна примерно так называла свою фамилию. Я слышал это лично. Вырисовывается такая предположительная ситуация — работники военкомата с её слов записали фамилию, но не искали такого человека, а просто измыслили примерное место и время его пропажи без вести. Ведь поступая на военную службу, человек оставляет свой паспорт. Просто не могло такого быть, чтобы его фамилия в военных документах была бы так искажена.

Фото

Арцимович Иосиф Устинович, 1940 г.

Известно также, что уже в городе за главой семьи приезжал чёрный воронок НКВД. Однако Устина Фомича не арестовали по причине несовпадения отчества. Возможно, что ему помогло его литовское происхождение. Дело в том, что в деревне говорили по-литовски и там его называли иначе — Артимавичус Юстинас Тамощаус. То есть имя его отца по-литовски — Тамощус. Отождествить это имя с Фомой довольно трудно. А между тем они действительно идентичны, ибо это вариант европейского имени Томас, а Томас на русский обычно переводится как Фома, напр., Фома Аквинский (Thomas Aquinas). К счастью, для малограмотных чекистов такое отождествление оказалось не по силам. У литовцев не принято употреблять отчество. Поэтому в петиции наверняка стояли только имена и фамилии. Но если Устин Арцимович и Юстинас Артимавичус ещё имеют некоторое звуковое сходство, то Фома и Тамощус выглядят совершенно разными. В СССР же использование отчества было обязательным требованием. Поэтому чекистам наверняка пришлось узнавать отчество от жителей деревни, свободных или арестованных. А они скорее всего русского варианта его отчества и не знали никогда. Об этом эпизоде моя мать не знала, ибо отсутствовала из дома, будучи в рейсе в качестве проводницы на железной дороге. Я узнал о нём от своей тёти — сестры матери Анны.

Устин Фомич умер в 1943 г. от голода.

Моим отцом был Дружинин Василий Степанович, род. 29 июня 1922 г. в дер. Шмакова Балка Широко-Карамышского (позднее Лысогорского) района Саратовской области. В начале 30-х годов семья осталась без кормильца, ибо глава семьи Степан умер. Подробностей узнать не удалось. В рассказах родственников фигурировало слово «надорвался» без подробностей. А ведь это было время коллективизации. А надорваться вполне можно было на строительстве Беломорканала. Подозрительно, что неизвестно и отчество Степана. Ближайшие родственники (супруга и сыновья) его не знали. Мои запросы в ЗАГС по месту рождения остались без ответа.

С матерью остались 4 ребёнка. Василия в 1933 г. забрал к себе дядя Гриша, который к тому времени жил в г. Томске и работал в одном из средних или высших учебных заведений города. У его дяди Гриши и тёти Люси не было своих детей. Так что Василий стал их приёмным сыном. Незадолго до начала войны Василий по совету дяди поступил в военно-медицинское училище. После его окончания попал на фронт. Был лейтенантом медслужбы. Воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. Войну закончил в Прибалтике или в Восточной Пруссии. Точнее родственники не могли сказать. У него были награды, в том числе медаль «За боевые заслуги» и Орден Красной Звезды (ЦАМО, № фонда 33, № описи 690155, № дела 251). После войны он окончил Томский медицинский институт и стал видным психиатром. Возглавлял Отделение судебно-психиатрической экспертизы Томской психиатрической больницы.

Фото

Василий Степанович Дружинин, 1976 г.

Я долгое время не знал своего отца, т. к. моя мать была настроена к нему враждебно. Познакомился я с ним лишь в 1981 г., т.е. незадолго до ареста.  К тому времени мой отец жил в г. Хотьково Московской области, заведуя одним из отделений местной психиатрической больницы. Предварительно я узнал его адрес через адресное бюро и списался с ним. Встреча оказалась тёплой. Как оказалось, моя мать допустила большую ошибку, обидевшись на отца за то, что он не пришёл на обещанную встречу, когда она уже была беременной. Дело же было в том, что по дороге на встречу отец столкнулся с двумя бандитами и оказался в больнице с ножевой раной. Так нелепо расстроился её брак. Позднее Василий женился на другой женщине. В этом браке родились 2 сына — Григорий и Алексей, являющиеся моими сводными братьями. В последнем письме моего отца в 1983 г., когда я ещё сидел, но освобождение уже близилось, он говорил о возможном приезде в Томск в близком будущем. Но, к сожалению, этот приезд не состоялся, ибо, как я позднее узнал, отец погиб в результате несчастного случая (попал под поезд). По моим сведениям, это случилось 23 августа 1984 г

***

После бегства из деревни в город Томск семья жила довольно бедно. Глава семьи Устин Фомич работал там плотником. Но видимо его заработка не хватало. Известно, что мать, род. в 1920 г., в молодости работала грузчиком на пристани г. Томска. Жаль, что не нашлось художника типа Ильи Репина, чтобы запечатлеть её, молоденькой девушки, работу грузчиком. Впрочем, такому художнику наверняка не поздоровилось бы. Ведь правда была тогда под запретом. Также она работала, насколько мне известно, проводницей поезда на железной дороге и рабочей на Электроламповом заводе. В 1943 г. она поступила в Томский машиностроительный техникум и окончила его в 1947 г. Участвовала в строительстве г. Комсомольска на Умуре, вернулась в Томск из-за проблем со здоровьем. С 1948 г. по 1960 г. она работала инженером-конструктором на ГПЗ-5. С 1960 г. по 1987 г. она работала в той же должности на Приборном заводе. У неё было множество почётных грамот, удостоверений на рационализаторские предложения и технические усовершенствования, а также удостоверение ударника коммунистического труда и победителя социалистического соревнования (все эти документы хранятся у меня).

 
Вот один из таких документов:
 

Фото

Удостоверение ударника коммунистического труда Юлии Устиновны Арцимович

Наверно следует указать, что заработная плата инженера в СССР, благодаря марксизму-ленинизму, была меньше, чем у рабочего, ибо последний считался пролетарием и гегемоном, а первый пролетарием не считался, хотя и жил тоже на одну зарплату, и соответственно гегемоном не был, а был только, по советским понятиям, служащим.

Соответственно в семье была жесточайшая экономия. Я, напр., помню, как я и мать на руках несли на наш мичуринский участок старый диван. Представьте пожилую женщину и ещё ребёнка, несущих такой груз 2-3 км.!

Однако наша семья всегда жила по средствам и долгов никогда не имела. Напротив, у матери занимали деньги. Она была во многом наивным человеком и не брала даже расписок — верила в честное слово. По этой причине потом случались отказы в возврате денег, из-за чего она очень переживала. 

 

Также известно, что кто-то из её коллег сказал о ней примерно так: «Если бы все работали так как работает Юлия Устиновна, то у нас уже давно был бы построен коммунизм».

Фото

Арцимович Юлия Устиновна (2-ой ряд, крайняя слева) в Томском машиностроительном техникуме, 1947 г.