3. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

3. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

В школу я всегда ходил с удовольствием, и даже в большие морозы (30 и больше градусов), которые в Томске не редкость, когда разрешалось не приходить, я обычно приходил на занятия. Бывали случаи, когда примерно из 30 учеников присутствовали только 3-5 человек. В общем, я с удовольствием вспоминаю свои школьные годы.

Интересный эпизод моей жизни младшего школьного возраста — это первое столкновение с мошенником. Дело было так: Меня с другом Сергеем, моим соседом, бывшим на полтора года старше меня, родители отпустили одних в цирк, дав нам деньги на билеты. Билетов уже не было. Но вдруг объявился пацан примерно нашего возраста. Он взялся нам помочь, ибо у него якобы мать была кассиршей, продававшей билеты. Он взял наши деньги, оставив в залог свою кепку, и бесследно исчез. На деньги за 2 билета в цирк наверняка можно было купить несколько таких кепок, какую он нам оставил.

Через пару лет я столкнулся с подобным случаем. Я ехал на велосипеде. Меня остановил пацан и начал упрашивать меня дать ему прокатиться. В качестве залога он предложил мне свою кепку. Но я уже был учёный и сразу сообразил, что мой велосипед несоизмерим по стоимости с его кепкой. Возможно, что это был тот же самый мошенник, который надул меня и друга с билетами. Его лицо я уже точно не помнил, но кепку в качестве залога прекрасно помнил. Короче, все его уговоры оказались тщетными — я не дал ему велосипед.

Конечно же, когда я позднее взялся за исследование творчества Маркса и Энгельса, я не преминул заметить, что они не подозревают о возможности такого мошенничества. Ведь у них все люди якобы равны и от природы хорошие, а портят их только обстоятельства.

Подобная же точка зрения, похоже, была характерна и для других так называемых революционеров. Например, видная представительница движения народовольцев Вера Фигнер признаётся в своих воспоминаниях, что ещё в молодости она «была убеждена, что преступления происходят от нищеты и невежества». А после вынесения приговора за свои чудовищные преступления она признаётся:

- Но и у меня был свой бог, своя религия — религия свободы, равенства и братства. И во славу этого учения я должна была перенести все.

Эти признания Веры Фигнер хороши тем, что она, в отличие от марксистов, не маскирует их псевдонаучностью, а прямо признаёт, что это просто ничем не подкреплённая иррациональная вера, религия.

Именно отсюда-то и делается вывод о необходимости революции для изменения якобы плохих обстоятельств. Но вот у меня, моего друга и этого мошенника обстоятельства были примерно одинаковые. Все мы обучались и воспитывались в т. н. советских школах по одним и тем же программам. Всем вбивался в головы марксизм-ленинизм. Но мы почему-то не стали мошенниками, а он стал.

Между тем, не только Маркс и Энгельс, но и все социалисты и так называемые революционеры не видят вообще никаких пороков в самом человеке, а знают только внешнее по отношению к нему якобы зло — частную собственность. Это явное незнание или игнорирование реальности, ибо со злом внутри человека сталкивается каждый человек в процессе своей жизни, начиная с детства. Вот так и я встретился. Сначала с мошенничеством. А потом и с хулиганством.

У меня в школе всегда были друзья, хотя и немного. Так в школе № 12 — 3. В школе № 53 — тоже 3.

Фото

Я — первоклассник (1958 г.)

Мне категорически не нравился в школе только свободный доступ туда хулиганов, которые устраивали там своеобразный террор. Примером может служить такой случай. Это было в 5 или 6 классе (1963-64), осенью. Наш класс объявили дежурным по школе. Ученики должны были утром прийти пораньше, выставить посты и не пускать в школу учеников в грязной обуви. Все должны были переобуться в чистую, принесённую с собой обувь. Вдруг появилась целая банда хулиганов, естественно без второй обуви. Один из моих одноклассников попытался их задержать согласно полученной инструкции, но они прорвались Перед уроком банда пришла прямо в класс для наказания «провинившегося» перед бандой, и он был избит прямо на глазах всего класса. Главарь банды, нанося ему удары по лицу, вопил: «Как ты посмел остановить короля!?» Мы были парализованы отнюдь не страхом, хотя бандюг было больше. Парней в классе было ведь не так много, а больше девочек. В принципе мы наверно смогли бы дать отпор, если бы были морально подготовлены к такой ситуации. Но классный руководитель, сообщившая нам об этом дежурстве и инструктировавшая нас, не предупредила нас о возможности возникновения такой ситуации и не дала никаких указаний, что же делать в таком случае. Поэтому хулиганы безнаказанно избили нашего одноклассника. С другой стороны, может это было и к лучшему, ибо в случае организованного сопротивления они могли бы потом выловить участников сопротивления по одному и жестоко избить или даже покалечить или убить. Ведь они знали, что они малолетки, и поэтому серьёзного наказания им не будет ни за какое преступление. Жаловаться начальству никто не стал, ибо каждому было понятно, что начальство ничем не поможет, а за жалобу будут мстить. Но конечно все мы поняли, что впредь останавливать эту «компанию» мы не будем, какие бы ни были распоряжения сверху. 

 Это происшествие конечно наводило на размышления. У меня мелькала мысль, что не всё в порядке в этом якобы самом лучшем на свете государстве, где молодым везде дорога, а старикам везде почёт. Я к тому времени успел прочесть много книг, включая «Гимназисты» дореволюционного автора Гарина-Михайловского. Поэтому мне было нетрудно понять, что ничего подобного в дореволюционной России не было. «Пусть сами останавливают этих выродков, если им так нужно, а не нас подставляют. Они живут в каком-то фантастическом мире, - думал я, - не видя реальности. Почему они не посадили, напр., крепкого мужика-дворника у входа? Пусть бы он и наводил порядок с обувью. Так нет же, они нас, детей, подставили на расправу хулиганью, видите ли они воображают, что все равны. Откуда же взялась тогда эта хулиганская нечисть»?

Также я не был в восторге от некоторого избытка, по моему мнению, воспитательной работы, особенно со стороны пришлых «воспитателей». Дело в том, что рядом со школой было педагогическое училище. Поэтому в классе часто появлялись практиканты, которые вели уроки и «воспитывали» учеников. Их «воспитание» часто бывало очень неумным. Так однажды такая практикантка-воспитательница придралась к ряду учеников из-за отсутствия тетрадей, которые было велено завести. Она отобрала у них у всех портфели и заявила, что отдаст их только родителям. Под эту расправу попал и я. Причём, самое поразительное, что нужная тетрадь у меня была, но упала под парту. «Воспитательница» же ничего не пожелала слушать. Уставшей после работы матери пришлось идти в школу за портфелем. Естественно она потом дала мне ремня. Но я не винил мать за это, а возлагал вину на глупую практикантку, которая по совершенно пустяковому поводу — не за хулиганство, не за плохое поведение, а всего лишь из-за упавшей под парту тетради — вызвала мать. Естественно, что я недолюбливал практиканток.

Однажды представился случай проучить одну практикантку из педучилища. Она в 4-ом классе вела урок по истории на тему «Восстание декабристов» и ляпнула при этом про расстрел декабристов из пулемётов. Я сразу же после урока пошёл к своей учительнице и сообщил ей о невежестве практикантки, ибо в то время пулемётов ещё не было. Возможно, что ей за эту ошибку снизили оценку за педагогическую практику.

Фото

Я (1-й ряд снизу, крайний справа) — в 4-ом классе (г. Томск, школа № 12, класс 4а, 1962 г.) В том же ряду в центре — Анфиса Александровна, учительница и классный руководитель с 1-го по 4-й класс, которой я глубоко признателен. В 3-м ряду снизу 2 мой классных друга: Юрий Ужегов (3-й слева) и Александр Лебедев (2-й справа). В том же ряду Валентина Шестерова (4-ая слева), с которой я сидел за одной партой.

В четвёртом классе у нас начали преподвать историю. Это был краткий обзор с древнейших времён до современности. Этот предмет стал моим любимым. Я всегда был первым учеником по нему. Но должен признаться, что именно к истории после 1917 года я относился несколько хуже. Какое-то смутное чуство не давало мне покоя - мне не нравилось безудержное хвастовство и очернение всего, что было раньше.

В пятом классе я был выбран одноклассниками звеньевым, и на рукаве у меня появилась соответствующая нашивка. Звеном считались ученики, сидевшие за партами в одном ряду. Таких рядов в классе было 3. Соответственно и звеньев было 3. Моё звено было крайним слева, у окон класса.

Ходить с нашивкой было конечно неплохо, ведь это походило на своеобразное офицерское звание. Но обязанности у звеньевого были, к сожалению, обременительные и нереальные. Он, напр., должен был следить за успеваемостью учеников своего звена и подтягивать отстающих. Вот тут-то и обнаружилась проблема. Был в звене один ученик, который в первом классе учился лучше меня, а в пятом — оказался двоечником. Я был не против помочь однокласснику, нередко давал списывать одноклассникам выполненные мною задания. Но это были эпизодические явления. Кто-то мог случайно не подготовиться к уроку, хотя в общем старался. Но в этом случае я убедился, что человек просто не хочет учиться. Способности тут были не при чём — он просто не желал приложить свои способности. Помочь ему можно было, только всегда давая ему списывать, и по всем предметам. Только таким способом его можно было подтянуть. А с меня требовали подтягивать отстающих. Кстати, и на других приходилось тратить своё свободное время, вести тетрадь успеваемости звена, отчитываться перед классным руководителем. Я не понимал, зачем я должен был это делать. Ведь я сам учился самостоятельно на хорошо и отлично. Конечно мать проверяла дневник с оценками и расписывалась в конце каждой недели. За тройку, на говоря уже о двойке, можно было получить ремня, но я старался не за страх, а за совесть.

 В течение 2 четвертей, т. е. полгода, я терпел, но потом попросился в отставку. Состоялись перевыборы. Вообще-то меня вполне могли выбрать снова. Об этом мне шепнул мой классный друг — Юрка Ужегов. Но я сам категорически не желал быть избранным и добился отставки. Именно тогда в мой адрес впервые прозвучало обвинение в индивидуализме. Его бросила одна из родительниц на родительском собрании, а мать передала мне. Это было конечно ошибочное обвинение, ибо это был не индивидуализм, а скорее персонализм. Но люди не имели никакого понятия о персонализме, ибо автор термина — видный русский философ Николай Бердяев — был выслан из страны ещё в 20-е годы, а его книги были недоступны людям. Поэтому такая ошибка вполне объяснима. Это было нарушение одной из важнейших заповедей Иисуса Христа - «возлюби ближнего как самого себя». Воспитатели фактически требовали, чтобы я любил ближних больше себя, жертвуя собой ради лентяев. Но у меня оказался здоровый инстинкт, хотя и я не знал тогда ни Библии, которая тоже была практически недоступна, ни трудов Бердяева.

Основным моим воспитателем были мать и книги детской библиотеки. Причём, к книгам я пришёл сам, без принуждения. Ну, правда, мать читала мне в детстве. Как-то она начала читать «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Прочла страниц 10. Меня охватило такое нетерпение узнать, что было дальше, что я взялся читать сам. В первый день осилил 10 страниц. Дальше пошло лучше.

Потом я стал завсегдатаем детской библиотеки, которая в то время находилась на ул. Розы Люксембург, довольно недалеко от моего местожительства, рядом с Каменным мостом. Книги я «глотал» с большой «жадностью».. Это было примерно тогда, когда я учился в третьем классе. Припоминаю, что сначала мне на руки давали только по 2 книги зараз, что мне не нравилось. Однажды я утром взял 2 книги, а к концу дня их прочёл и снова пришёл в библиотеку. Библиотекарша долго не могла найти моего формуляра — видимо он ещё не был поставлен на обычное место. Когда же она его наконец нашла, её удивление было столь велико, что я отныне получил в библиотеке большие «льготы» — мне разрешалось брать хоть 10 книг и, более того, самому рыться на полках библиотеки.

Начав с Даниеля Дефо, я и дальше предпочитал книги мировой классики. Это были Жюль Верн, Виктор Гюго, Проспер Мериме, Майн Рид и др. Была тут и русская классика: Пушкин, Бажов, Станюкович и др. Попадалась и классика Древнего мира: Гомер, Плутарх (в сокращении для детей) и др. А вот советские книги я инстинктивно недолюбливал и всячески старался от них уклониться. Однако библиотекарши прямо-таки навязывали их. Пришлось мне всё-таки читать и их. Но я чувствовал в них фальшь и надуманность. В то время как произведения классической мировой и русской литературы притягивали своей естественностью, эти часто отталкивали своей искусственностью. В качестве примера могу назвать книгу под названием «Четвёртая высота» Елены Ильиной. В ней речь шла о девчонке, которая стремилась в ряды вооружённых сил и в конце концов осуществила свою мечту и геройски погибла, возглавив оставшихся без командира бойцов в атаке на какую-то высоту. Я пролистав и прочтя несколько страниц, сразу же понял, что мне такая книга не нужна. Но меня просто заставили читать эту книгу, шантажируя, что не дадут других. И я её прочёл, но решил, что она мне вовсе не нравится, потому что у героини какие-то ненормальные стремления — воевать — не девчачье дело. Больше мне понравилась книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Её я читал много раз добровольно. По-моему, там много правдивого. Но я видел в ней и сомнительные места.

В 1964 г. моя мать получила 1-комнатную квартиру от Приборного завода, и мы переехали на новое место жительства, на Иркутский тракт, где я пошёл в школу № 53 (ул. Бела Куна 1, недалеко от Иркутского тракта в г. Томске). В этой школе мне тоже сильно не нравилось необузданность хулиганов. Но практиканты там не досаждали.

Что касается хулиганов, то когда я начал ходить в школу № 53, то я с удивлением обнаружил, что и там есть хулиганская банда, и во главе её стоит тоже т. н. король. Опять я столкнулся с террором и с беспомощностью и подставой со стороны учителей. Так однажды, когда я был в 7-ом или 8-ом классе, на уроке физкультуры в спортзал вдруг ворвалась группа хулиганов, которые не спросив никакого разрешения начали резвиться и кувыркаться, как будто зал был пустой. Учитель физкультуры, вместо того, чтобы самому выпроводить не прошенных гостей, почему-то велел их выгнать мне. Да, я отлично выполнял все упражнения и казался сильным. Но неужели учитель не знал, что это банда? Думается, что знал и сам не стал этого делать, именно потому, что знал, а подставил меня. Я выполнил распоряжение учителя и выпроводил «гостей». После урока банда вломилась в раздевалку, чтобы меня избить. Правда, в тот раз меня не избили. За меня заступился один из одноклассников, у которого по всей видимости была какая-то связь с бандой и какой-то авторитет среди этих молодых бандюг. Ему удалось уговорить их не трогать меня тогда. Но меня видимо запомнили. Несколько позднее меня всё-таки избили на перемене. Мне было очень горько. Видели многие одноклассники и даже ученики других коассов, среди них девочки. Это было очень унизительно. Но я стерпел и не дал сдачи — их было много, а я один. Никто из одноклассников скорее всего не пришёл бы мне на помощь. Я это уже прекрасно знал на опыте в своей первой школе. Так называемый король объяснил всем окружающим, что ему, видите ли, не понравилась моя морда.

Так я и жил в постоянном страхе перед хулиганьём и в этой школе. Последний раз мне пришлось столкнуться с этой бандой уже в 9 или 10 классе. Это произошло на выходе из школы в тамбуре, между двумя дверьми. Т.н. король приказал мне немедленно пойти в такой-то класс и вызвать из него такого-то ученика. Это не было время перемены, а время урока. Для меня урок был неприкосновенен. Вмешаться в урок для меня было недопустимо. Поэтому я решил, будь что будет, но я не будет исполнять этот приказ. И я ему ответил примерно так: «Тебе надо, так сам иди и зови». Бандюга рассвирепел и стал готовиться меня бить, а подручным приказал скрутить мне руки. Подручные уже, было, направились ко мне выполнять приказ вожака, но тут неожиданно случилось прямо-таки настоящее чудо — с улицы в тамбур зашли два брата Голещихины, которые были моими одноклассниками и друзьями. Они моментально оценили ситуацию и решительно встали на мою сторону. Хотя бандюг было значительно больше, они всё же не решились атаковать трёх человек и ретировались. Вот такая была реальная жизнь у школьников в СССР. 

 Причём, если бы такая ситуация была лишь в одной школе, то это наверно можно было бы ещё списать на случайность. Но то, что я в двух школах столкнулся с совершенно одинаковым явлением, и даже главарей бандитских шаек в обеих школах подручные одинаково называли королями, наводит на мысль, что это была не случайность, а закономерность. О таком явлении в Царской России не упоминал не только дореволюционный писатель Гарин-Михайловский, но и послереволюционный писатель Николай Островский. А помнится, что у первого автора за иголку в стуле учителя вылетел из школы не только тот, кто её поставил, но и тот, кто из-за каких-то дурацких соображений о чести отказался назвать виновного. У второго же автора главный герой вылетел из школы за щепотку табака, подсыпанного в пасхальное тесто преподавателя богословия. Я думаю, что должны обеспечиваться нормальный учебный процесс и уважение к учителям. Всем, кто этого не хочет, делать в школе нечего. Поэтому мне было ясно, что в старой русской школе такое хулиганьё и на порог бы школы не пустили, а в новой т. н. советской школе они сделались настоящими хозяевами школы, в то время как дирекция и учителя были её хозяевами лишь формально, на бумаге.

Я был хорошистом и в этой школе. В свидетельстве о восьмилетнем образовании у меня всего одна тройка — по рисованию. Но это была не моя вина. Дело в том, что я тогда не знал о том, что у меня аномалия в цветоощущении. Я вспоминаю, что учительница по рисованию меня однажды спросила: «Ты что, дальтоник?» Я же ответил отрицательно и получил тройку за рисунок. Позже, когда при обучении на военной кафедре в ТГУ понадобилось пройти медкомиссию для получения водительских прав, мне врачи не разрешили водить машину именно по причине частичного дальтонизма — я не смог пройти тест по цветоощущению. Я тогда впервые узнал о своём дефектном цветоощущении.

Фото

Я (самый верхний ряд, 2-ой слева) в 8-ом классе (г. Томск, школа № 53, класс 8а, 1966 г.). Рядом мой классный друг — Валерий Кузьмин (3-ий слева). Внизу в центре учительница литературы и классный руководитель Сарра Борисовна, которой я очень благодарен.

Моими любимыми предметами были гуманитарные, а также биология и английский язык. Тогда не было возможности изучать в школе несколько иностранных языков, поэтому я уже в то время сильно «завидовал» всем ученикам царских гимназий, у которых такая возможность была. Это была не та зависть, которая в Христианстве считается одним из семи смертных грехов, ибо я готов был учиться по примеру гимназистов, но не имел такой возможности.

Однако, я старался хорошо учиться и по другим предметам, прилагая к этому особые усилия. Например, в 8 классе у меня были проблемы с физикой. Так я по собственному решению, никем не принуждаемый, самостоятельно занимался физикой целое лето после окончания учебного года. В результате в 9 и 10 классе у меня уже не было никаких проблем с физикой. Иногда даже случалось, что я единственный в классе находил решение задачи.

Фото

Моё свидетельство о восьмилетнем образовании.

Если говорить о моих увлечениях, то ещё на старом месте жительства я мастерил детское оружие — автоматы, винтовки, сабли из дерева, а также луки со стрелами. Ходил я и на рыбалку на речку Ушайку и на реку Томь. Ловились ельцы, окуни, ерши. Позднее держал и ловил птиц. На новом месте жительства я уже сам делал клетки. Наивысшим моим достижением в этом деле была 8-хлопка. Обычно ловились чечётки и жуланы.

Кроме того, очень большим моим увлечением была лепка из пластилина. Это увлечение как бы дополняло книги. Обычно каждая новая книга давала мне вдохновение для работы с пластилином. Так после прочтения Спартака Рафаэлло Джованьоли у меня на столе немедленно появлялись гладиаторы и римские легионеры. А после прочтения Айвенго Вальтера Скотта — средневековые рыцари на конях. Вслед за Одиссеей капитана Блада у меня на столе появлялся корабль «Арабелла» и другие корабли того времени.

По большей части я работал с пластилином один. Но иногда случались и совместные игры с изделиями из пластилина со школьным другом Юркой Ужеговым или с соседом Серегой Пономарёвым. Например, мы делали по кораблю каждый, наливали воды в тазик, пускали свои корабли плавать и потом стреляли в них из небольшой рогатки. Победителем считался тот, кто быстрее потопит чужой корабль.

 К этому же периоду относится и моё увлечение аквариумами. Это увлечение продлилось довольно долго — до конца учёбы в университете и даже немного дольше. Началась оно следующим образом: однажды мать уехала на курорт, оставив меня одного в квартире, а я потратил почти все оставленные на питание деньги на покупку 4 аквариумов, рыб и растений. Причём, я не просто держал рыб, но и читал много литературы по аквариумоводству — сначала по-русски, а потом, уже во время учёбы в университете, и по-немецки. Весной я обычно лазил по окрестным болотам в поисках натурального живого корма для рыб — дафний и циклопов. В подвале разводил беленьких червячков — энхитреусов.

Кстати, именно на рыбках я впервые стал немножко зарабатывать собственным трудом — я сдавал в зоомагазин размноженных и выращенных мною рыбок: кардиналов, данио рерио, барбусов суматранусов, пецилий, моллинезий и др. Конечно, суммы были довольно небольшие, скажем, рублей 20. Но в те времена выпускник университета — молодой специалист — обычно получал только 110-120 рублей. Так что эти 20 рублей выглядели вполне весомо. Но самое главное, что я зарабатывал эти деньги, ещё будучи школьником, своим собственным умом и честным трудом, безо всякого обмана. Кроме того, увлечение аквариумоводством можно считать своеобразным практикумом по биологии — ведь это тесное общение с природой; кроме того, я нередко ставил всякие опыты, напр., одно время держал вместе с рыбами пиявок, в другой раз посыпал в один аквариум немного сахара и понаблюдал за результатом, и т.д. и т.п.

Фото

Мой аттестат о среднем образовании

***

Несколько слов о пионерских лагерях. Я побывал в пионерском лагере единственный раз и дальше категорически отказывался туда ездить. Было это приблизительно после четвёртого класса, т. е. в 1963 году. Лагерь был от ГПЗ-5, где тогда работала моя мать.

Дело было наверно в том, что я в детстве не ходил в детский сад и был в значительной степени волен сам выбирать себе занятие.

Конечно утренние религиозные церемонии с горном, поднятием флага и воплями «к борьбе за дело Ленина будьте готовы», на что должны были следовать вопли детей «всегда готовы», выглядели красочно, но меня не очаровывали. Они не могли заменить простого факта, что я был там гораздо менее свободен, чем дома.

Вот пример — нас всего 2 раза приводили к реке Томь, причём шли строем. Но купаться не разрешили ни одного раза. Правда, месяц июнь в том году был довольно прохладный. Но я дома вне всякого сомнения всё равно не вылазил бы из воды часами.

Если бы там была хорошая библиотека, то возможно, что это скрасило бы моё пребывание в пионерлагере. Но библиотеки там не было вообще никакой.

В основном мы должны были находиться в лагере, окружённом деревянным забором. Я часами смотрел через забор на волю и даже подумывал о побеге. Останавливала только мысль о неприятностях, которые могут возникнуть у матери из-за такого побега. Конечно же наказание в этом случае тоже было неизбежным. Но мысль об этом меня как-то не очень пугала. В конце концов получить ремня и простоять пару часов в углу для меня было делом, так сказать, житейским и привычным. Но я никогда не слышал о побеге из пионерлагеря и представлял себе, что весь завод узнает о моём побеге, и люди будут указывать пальцем на мою мать. А этого я не хотел.

Почти все дети за время пребывания в лагере поправились, и лишь я один похудел на 5 кг.

Вытерпев до конца эту муку и вернувшись домой, я заявил, что больше никогда не поеду в пионерлагерь.

И действительно в последующем я был 2-3 раза в турпоходах, но от пионерского лагеря категорически отказывался.

***

Если коснуться вопроса о моём питании, то его наверно следует признать скромным. Моим главным и любимым блюдом всегда была картошка. Картошка чаще жарилась, но иногда варилась в мундирах. Если она жарилась, то в детстве для этого использовался свиной жир, в виде нарезанных ломтиков сала или внутренний свиной жир. И лишь гораздо позднее, уже когда я женился, свиной жир был заменён на растительное масло.

Помнится, что меня сильно удивило и даже, можно сказать, несколько шокировало то, что Ленин считал картофель бедняцкой пищей. Это было очевидно из его книги «Развитие капитализма в России», которую я прочитал на первом курсе обучения в университете. Впрочем, это открытие не привело к изменению моего рациона ни тогда, ни даже сегодня, ибо я сразу же отнёсся скептически к такому заявлению.

Особенностью приготовления блюд из картофеля для меня было то, что я любил сыроватую картошку. По словам матери и бабушки я унаследовал такую особенность от своего деда, которого я не застал в живых.

Картофель у нас был обычно свой. Весной желающие иметь свой картофель работники предприятий получали участки земли для его выращивания. Посадка картофеля, его окучивание и сбор происходили организованно. Грузовики выделялись предприятиями. Я естественно с раннего детства принимал участие во всех работах по выращиванию картофеля.

Картошку я мог есть даже в совершенно сыром виде, чем немало удивлял своих университетских однокурсников во время поездок на сельскохозяйственные работы, но всё-таки предпочитал кушать её лишь в частично сыром виде.

Картошка обычно запивалась молоком, за которым приходилось выстаивать в длинных очередях.

Вскоре после переезда на Иркутский тракт у нас появился т. н. мичуринский участок. Фактически это синоним сада-огорода. Это был кусок земли соток в 6, который находился в 2 или 3 километрах от дома. Ходили мы туда пешком. Там у нас была всякая всячина от стелющихся яблонь, черноплодной рябины и облепихи до земляники, которую у нас тогда называли Викторией. У матери неплохо получалось возделывать эту Викторию. Так что во время её плодоношения можно было кушать её сколько влезет. Мать даже продавала излишки в городе.

Ещё одной особенностью было то, что я с детства привык к холодной пище. Я застал ещё то время, когда у нас не было холодильника. Он у нас появился, когда я был в 4-ом классе. Это был не новый, а уже бывший в употреблении холодильник. Я помню, как мы, т. е. я и мать, везли его зимой на санках домой. Микроволновки тогда тоже не было, и она не появилась у нас. Была спиральная электроплитка. Но я ею не пользовался, ибо комнатная температура пищи меня всегда вполне устраивала и до сих пор устраивает. Мать обычно жарила мне картошку рано утром до ухода на работу. Я ел её не только утром, но и в обед, а также и на ужин, совершенно остывшую. Практически в моём питании не было ничего горячего. Поэтому у меня напрочь отсутствовала привычка есть горячую пищу. В этой связи мне приходилось очень неуютно, когда обстоятельства заставляли есть горячую пищу, напр., в турпоходе или на военных сборах.

Я против общепита. Считаю, что домашнее питание лучше, чем общественное, ибо в нём работают многовековые традиции и настоящая заинтересованность в здоровом питании членов семьи. Что касается традиций, то у нас было, напр, традиционное литовское блюдо под названием «суримас». Оно сопровождало варёную картошку в мундирах и делалось очень просто из кружки или стакана кипячёной холодной воды, мелко нарезанной луковицы, ложки сметаны и щепотки соли.

Считаю также, что женщин необходимо освободить от работы на производстве и сделать их домохозяйками, как было в Российской Империи. У нас же в переулке, где я жил, и где было несколько десятков домов и гораздо больше семей, ибо дома были в основном двухэтажные и многосемейные, я не знал ни одной женщины, которая была бы просто домохозяйкой, как, напр., героиня романа А.М. Горького «Мать».

Супов в раннем детстве в моём питании не было. Позднее я начал пытаться их ввести, но не очень удачно — я покупал супы в пакетах или борщ в стеклянных баночках.

Мясных блюд в моём меню в детстве примерно до 7-8 классов я не помню. Помню, что на Новый Год делался холодец. Однако для меня по моему требованию ещё жидкий холодец пропускался через сито, отсекая таким образом кусочки мяса. А я ел только студень.

Естественно, что никакой чёрной или красной икры я дома вообще никогда не пробовал. Позднее, когда меня, уже взрослого, угостили на каком-то мероприятии такой икрой, то у меня появилось желание выплюнуть эту «гадость». И лишь то, что я не хотел обидеть хозяев, заставило меня проглотить ложку этой «бяки». Вот кабачковую икру я знал и с удовольствием её ел. Благо, в магазинах она почти всегда была.

И только когда я учился в 7 или 8 классе в моём меню появились мясные котлеты.  Возможно, что матери кто-то внушил мысль, что подрастающему мальчишке нужно давать мясо. Впрочем, это у меня совпало с ухудшением здоровья, когда мне поставили диагноз ревматизма сердца и стенокардии. Тогда мне удалось справиться с этой проблемой усиленными спортивными занятиями. Но много лет позже, когда я ознакомился с книгой Аре Ваерланда «В котле болезней», я понял, что та проблема скорее всего возникла именно из-за появления в моём меню мяса, и её можно было бы решить не только спортивными занятиями, но и вернувшись к старому меню.

Хлеб я любил чёрный, а белый считал невкусным и избегал его. Поэтому во времена Н.С. Хрущёва, когда из продажи начал исчезать белый хлеб, а мои сверстники в разговорах между собой и со мной сильно ругали этого правителя, я оставался довольно равнодушным к их негодованию, ибо перебоев с чёрным хлебом не было.

Ещё я очень любил мороженную ранетку. Томичи не очень жаловали этот плод и часто даже не утруждали себя его сбором. Это касалось даже крупноплодной ранетки, появившейся тогда в садах — в середине зимы можно было, прогуливаясь на лыжах по мичуринским участкам, часто видеть обвешанные не снятыми плодами деревья ранетки. Но это было чуть позже, когда мы переехали на Иркутский тракт.

В самом же раннем детстве двор около дома, где я жил, был заставлен ржавыми речными катерами. Нужно сказать, что река Ушайка была всего метрах в 100 от дома. Потом катера были убраны, и у нас появился кусочек земли, где мы насадили небольшой сад. Там было несколько деревьев мелкоплодной дикой ранетки, которую я с удовольствием кушал поздней осенью и в начале зимы.

Также я любил мороженную рябину. В нашем саду её не было. Но иногда мы ездили в родную деревню матери — Андреевку, где у неё оставались 3 сестры. Летом мы ходили там за ягодами, чаще всего за чёрной смородиной. 

Идя от станции 7 км. до деревни или обратно летом, мать обыкновенно срывала довольно высокое растение (выше пояса), которое она называла пучкой и давала мне жевать. Эта жвачка скрашивала дорогу. Каково же было моё удивление, когда я, приехав в Литву, наткнулся на то же самое растение. Конечно же я не преминул его пожевать и окончательно убедился, что это то же самое растение. Позднее я нашёл в интернете сведения о том, что название «пучка» применялось в Западной Сибири, в то время как в Восточной Сибири это же растение называлось борщевником. О последнем очень высоко отзывался выдающийся историк и кулинар Вильям Похлёбкин. По его словам, это растение в Восточной Сибири использовалось для варки борща, который входил и в питание В.И. Ленина во время его пребывания в ссылке в селе Шушенском, где он питался в крестьянской семье, и где у него было самое лучшее здоровье за всю его жизнь.

Моя мать видимо не знала о применении этого растения в качестве ингредиента для борща. Да и сам борщ у нас дома не был в употреблении. Но она знала о его съедобности в сыром виде и передала это знание мне. За это я ей очень благодарен, ибо сырой борщевник наверняка является важным источником энзим (ферментов), о значении которых я узнал лишь много лет спустя из книги «Медицинский рэкет» интереснейшего американского автора Уэйда Фрейжиера.

Один раз мы ходили и за малиной. Тогда пришлось идти 15 километров и ночевать в чужой деревне. Самое неприятное во время этих поездок летом было обилие комаров. Но приходилось терпеть. Я активно помогал матери в сборе ягод, собирая их в кружку и потом высыпая в общее ведро. Мать делала потом из ягод варенье. Во время зимних поездок я с удовольствием кушал мороженную рябину.

Если попытаться дать общую оценку моего питания в детском и юношеском возрасте, то я далёк от того, чтобы обвинить его в скудости или бедности. Картофель — прекрасная пища. Ленин просто не был знаком с его свойствами, когда презрительно называл его пищей бедняков.

Вот некоторые из полезных свойств картофеля по данным солидных источников:

«Картофель содержит особенно ценный белок, употребляя который, мы можем довольствоваться меньшими количествами. Суточная потребность для взрослого – вполне достаточно ½ г на кг веса тела. Немного больше для детей и больных. Картофель ценен как источник витамина С. Пол килограмма картофеля даёт не меньше 45 мг из суточной потребности в 70 мг. После зимнего хранения его содержание несколько уменьшается.

Как источник железа и никотиновой кислоты (один из витаминов В) – картофель также

немаловажен. Из ½ кг картофеля человек получает не меньше 4 мг от желательного количества в 10 мг железа и 6 мг из 19 мг суточной потребности в никотиновой кислоте. Здесь же имеется немаловажное количество калия, фосфора, витаминов В1 и В2. К тому же в нем невероятно мало калорий. Пол килограмма даёт всего лишь ½ г жиров и 415 калорий. Для сравнения одно миндальное пирожное к кофе даёт 215 калорий, а одна картофелина такого же веса – 37 калорий, т.е., около 1/6 части. Картофель – это один из наших наиболее щелочных продовольственных товаров. Кушать одну или две сырые картофелины в день очень полезно для зубов» («Лечение постом Альмы Ниссен», vrachdlyasebya.blogspot.lt/).

А вот и ещё несколько полезных свойств картофеля:

Активные вещества, находящихся в картофеле, напр., соланин, полифенол-оксидаза и альфа-липоевая кислота вместе усиливают иммунную защиту, обезвреживают и удаляют тяжёлые металлы, а также действуют противовоспалительно на ревматические заболевания («Картофельное лечение Альмы Ниссен в новом издании», vrachdlyasebya.blogspot.lt/).

Картофель в качестве важного продукта в поддержании кислотно-щелочного равновесия в организме человека называет и наш современник Телесфорас Лауцявичус (Telesforas Laucevičius „Jonizuotas vanduo. Gyvenimas be ligų“, Obuolis, 2012).

Если же учесть выводы работ Аре Ваерланда, Андраша Балаша, Уэйда Фрейжиера, Галины Шаталовой, Вильяма Похлёбкина, то недостатками моего питания было то, что в нём было слишком много свиного жира, молока, позднее (с 6-7 классов) и мяса, а также слишком мало традиционных русских супов, типа борща и щей. Не хватало и зелени, а также сырых овощей, корнеплодов и фруктов, особенно в зимние месяцы. По сведениям Уэйда Фрейжиера энзимы (ферменты), имеющие важное значение в питании, не переносят высокой температуры. Их лучший источник именно зелень, сырые овощи, корнеплоды и фрукты.

То есть с точки зрения возможностей здорового и правильного питания, всё было в порядке. Но вот с точки зрения информации по такому питанию всё обстояло плохо. У меня не было возможностей найти хорошие книги по этому вопросу. Большая часть названных авторов стала мне доступна только в последние 10-15 лет, хотя книга Аре Ваерланда, напр., появилась в Лондоне ещё до моего рождения, а именно в 1934 г. Но если в Царской России толковые западные книги обычно переводились на русский язык быстрее, чем на другие языки, то в СССР они могли вообще не переводиться. Таков был результат полного вытеснения частной инициативы путём ликвидации частной собственности и огосударствления всей жизни в СССР. Я перевёл её лишь в 2011 г. в Литве. Единственный солидный автор, с которым я познакомился ещё в СССР в 70-е годы прошлого века — это венгерский автор Андраш Балаш. Но его книга ««Вечная молодость? Наука исследует старение» была издана в ГДР естественно на немецком и была поэтому недоступна для большинства жителей СССР.

***

Если же говорить о здоровье, то недостатки в питании конечно же не могли не повлиять на него.

Первой болезнью, с которой я столкнулся, была констипация (запор). С таким диагнозом я лежал даже в больнице (Институтских клиниках Томского мединститута) в возрасте около 2 лет. О возрасте можно судить по тому факту, что мать мне рассказывала, что дома я в то время уже начал говорить, а в больнице от шока разлуки с матерью перестал говорить — врачи её спрашивали, не немой ли я.

Нужно сказать, что врачи оказались совершенно беспомощны помочь. Проблема была явно в неправильном питании, а они сами ничего не знали о правильном питании и могли предложить только таблетки. Эта болезнь преследовала меня большую часть жизни. Избавиться от неё удалось только под старость в возрасте 55-58 лет, благодаря книге Уэйда Фрейжиера «Медицинский рэкет» и книге Аре Ваерланда «В котле болезней».

Перед школой мне вырезали гланды и аденоиды. Однако я скоро понял, что это было сделано зря. Главным аргументом врачей были частые простудные заболевания. Но я вскоре заметил, что эта операция ничуть не помогла.

Ну конечно корью и скарлатиной я переболел во время учёбы в начальной школе.

В то же время я столкнулся с проблемой чирьев (фурункулов). Здесь я проявил необычную самостоятельность и к врачам не обращался. Пока появлялись одиночные чирьи на теле, я терпел их естественное развитие и конечный прорыв с вытеканием гноя. Но когда они появились на лице, я начал с ними бороться с помощью иголки и тройного одеколона. Иголкой я прокалывал только-что появившиеся чирьи, в которых гноя ещё и не было, а была только кровь, изменившаяся по цвету, и выдавливал пальцами ненормальную кровь. Одеколоном дезинфицировал эту операцию. Я проделал десятки таких операций. Все прошли успешно. В самом худшем случае чирей мог появиться вновь в другом месте, обычно рядом со старым. Но в этом случае я делал новую операцию. В конце концов чирьи перестали появляться. Потом я лечил таким же методом и загноившиеся ранки.

Примерно в это же время учёбы в начальной школе у меня появились боли в коленях, которые мешали мне спать. Врачи поставили диагноз — ревматизм, но помочь почему-то не могли. Тогда я сам открыл метод лечения — при возникновении таких болей я приседал 100 раз, и боли успокаивались. Правда, на следующий день начинали побаливать мышцы, но это было несравнимо лучше, чем боли в коленях.

Одно время я часто болел ангиной. Потом научился бороться с ней старым народным средством — керосином.

Примерно в 7 или 8 классе появились проблемы с сердцем — я стал задыхаться при малейшей нагрузке. Врачи поставили диагноз стенокардии и ревматизма сердца. Но в качестве помощи предложили только освобождение от физкультуры. Я же отказался и взялся за самолечение именно усиленными спортивными занятиями — плаванием. Мне удалось справиться с этой проблемой всего за 1 лето.

После третьего курса учёбы в университете, летом, я перенёс воспаление легких. Меня тогда сразу же положили в Студенческую больницу и лечили уколами пенициллина. Да, тогда мне помогли врачи. Но, смотря на это ретроспективно, я теперь понимаю, что было бы гораздо лучше, если бы меня научили основным принципам правильного питания. Тогда я бы скорее всего вообще не заболел никакой пневмонией. Ведь вот теперь, напр., я уже лет 20 купаюсь зимой в проруби и около 10 лет сплю на балконе в спальном мешке, причём дышу при этом ртом, а не носом. Однако никакого воспаления лёгких у меня больше не было. И это даже несмотря на то, что я достиг возраста, который официальная медицина считает фактором риска.

На следующем курсе учёбы в университете появилась новая проблема — боли в правом боку. Врачи оказались не в состоянии помочь. У меня заподозрили почечную болезнь, провели курс лечения антибиотиками. После этого проблема с болями в боку не только осталась, но прибавились ещё и новые проблемы — появилась гипертония 2 степени и бессонница. С последними мне удалось справиться самому простым средством — введением в моё меню регулярного употребления чая. Возможно, что эффект был достигнут не от самого чая, а просто от увеличения потребления жидкости.

Но проблема с болями в правом боку осталась нерешённой. Позднее по поводу этих болей мне сделали даже операцию по удалению аппендикса, поставив диагноз хронического аппендицита. Однако и это не помогло — боли как были, так и остались. Потом я даже чуть не стал жертвой новой бесполезной операции, на этот раз якобы по диагнозу «кишечные спайки». Но я вовремя сбежал из больницы.

Проблему мне удалось решить только самому и только под старость. А именно после прочтения книги Аре Ваерланда «В котле болезней» я понял, что у меня кишечный стаз. Официальная же медицина такой болезни не знает и до сего дня. Я изменил питание, и боли исчезли.

Таким образом, мой жизненный опыт чётко показывает, что от государственной, так называемой бесплатной, медицины толку примерно как от козла молока. Большую часть проблем со здоровьем пришлось решать самому.

***

Что касается одежды и обуви, то я был равнодушен к ним и готов довольствоваться тем, что было в магазинах. Меня совершенно не интересовала мода, будь то на узкие брюки или широкие расклёшенные, или джинсы.

К модной музыке я тоже был равнодушен и даже не разбирался в их разновидностях. Для меня все виды модной музыки были разновидностями «буги-муги». Я всегда предпочитал классическую музыку и классические песни. С христианскими песнями я тогда естественно вообще не был знаком. Но когда я услышал их наконец в последние лет 20, я их полюбил больше всех других песен.

В одном из классов школы № 53 меня примерно полгода заставляли петь в хоре. Наконец, начальству пришла в голову мысль проверить наличие у членов хора музыкального слуха, и меня сразу же выгнали, к моей большой радости, из хора из-за отсутствия слуха. Песнь, которую меня заставляли петь, была такой:

Страницы былого

Забыть нам нельзя,

Они как живые

Сегодня стоят

Перед нами.

Советскую власть

Отстояли в борьбе,

Молодые друзья,

Дети рядом с отцами.

Когда я позднее читал книгу «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, то я изумился точности его описания увлечения хоровым пением в СССР в этом произведении.